Сингинский парень Н.Федотов

Считается, и наверное, по праву, что глубинка российская нередко рождает самородков – людей, чем-либо одарённых от природы, явно, а иногда и не столь заметно, отличающихся от других.

Коля Федотов, простой парень из хутора Сингина Вёшенского района, был именно из таких. Отличался он не рекордами, не званием «Лучший по профессии», не выдающимся вокалом или способностями в хореографии, а тем, что умел неординарно, точно и с юмором высказаться экспромтом по самому неожиданному поводу. Он имел незлобивый характер, никогда никому не завидовал, ему ничего не стоило вовремя замолчать и хранить молчание сколь угодно долго. Он не стремился «на сцену», не старался обязательно быть на виду, не имел привычки перебивать старшего. Сказанное же им зачастую вызывало добрую улыбку, смех, хотя было произнесено просто, незатейливо, и в то же время естественно и, главное, к месту.

Его малая родина, хутор Сингин, знаменит тем, что тут родился единственный на весь Вёшенский (ныне Шолоховский) район Герой Советского Союза – Пётр Иванович Федотов. Вообще «Федотовы» – самая распространённая среди сингиновских жителей фамилия. Скорее всего, они все родственники в том или ином поколении.

Я с Николаем познакомился, когда в 1977 году пришёл работать корреспондентом в газету «Советский Дон». Он уже пару лет к тому времени крутил баранку видавшего виды редакционного УАЗа. Машина эта сменила ещё более старый ГАЗ-69, а до того возила последовательно трёх секретарей РК КПСС и пришла в редакцию «доживать свои года». Двигатель, например, «жрал масло» немерено. А мотаться по району местным журналистам приходилось чуть ли не каждый день. Если даже материал из корреспондентских блокнотов ещё не был полностью «выписан», и можно было на старых запасах да за счёт телефонных контактов продержаться, то на планёрке возвышал голос фотокор Василий Ильич Чумаков: «Я что, снимки по телефону должен делать?» Редактор соглашался. Хотя все понимали, что надо выбрать время, поставить машину на яму и хотя бы слегка «подшаманить». Но… работа редакции – это нескончаемый информационный поток, и ремонт всё откладывался «на потом».

Коля и сам не был большим любителем серьёзных ремонтных работ (другое дело ездить!), хотя понимал, что, как говорится, рано или поздно «нужда заставит сопливого целовать». Бывало, едем за материалом о пахоте, культивации, бороновании или других полевых работах, где Кировцы или Т-150, Коля не упустит момент: «Будешь говорить с трактористом, спроси, не плеснёт он нам «кировского» масла маленькую канистрёнку?» – «Коля, может, ты сам спросишь?» – «Не-а, душа не налегает», – произносит вполне серьёзно. Потом тихо, себе под нос: «Я уж у него в прошлый раз просил…»

Коля неизменно в свежей, хорошо выглаженной рубашке. Это заслуга его жены Любы. Она – мастер в станичной парикмахерской, сама с хутора Калинова. Муж у неё всегда подстрижен и ухожен. Да и вообще, работа в редакции («в самой культурной организации района», как говорили наши деды) всё-таки обязывает. Если Николай где-то «теронулся», и на рубашке остался след, – всё, после обеда он уже в другой, чистой.

Он быстро схватывает тему и манеру разговаривать наиболее приметных фигур, например, в той же редакции вёшенской районки. Вот в разгаре «газетный день» (день перед выходом очередного номера газеты) – все на телефонах, делается «горячая» первая полоса. Считается, что негоже сюда ставить готовый, несвежий, пусть даже ТАССовский материал. Свой же или большой, или не хватает. Пошла запарка: сокращать? заменять? добавлять? ждать новый? менять шрифты? перевёрстывать? А типография ждёт. Прежде, чем печатать тираж, каждую строчку ещё набрать и вычитать надо. То есть ждут линотипистки, наборщицы, печатники, корректор. Двери кабинетов всех отделов редакции, как всегда, открыты настежь. Вдруг из коридора – неожиданно – голос Коли Федотова: «Чё тут думать? Поднять в «шпигель», набрать корпусом, разверстать на четыре с половиной квадрата. И – «В свет. В печать». Всего делов-то…»

Вот нахватался, ну прямо-таки «бывалый ответсекретарь»: шпарит профессионально!

Коля как-то чрезмерно «усугубил», излишне пообщался с зелёным змием, не приехал вовремя в гараж, а наутро был вызван к редактору «на ковёр». Любой, кто идёт по редакционному коридору, слышит и даже отчасти видит этот «разбор полётов». Коля сидит, нагнувшись низко, носом чуть ли не в колени свои упёрся, – выслушивает. Выслушал. Отпустили. Выходит из редакторского кабинета, спускается на первый, «типографский» этаж. Тут он останавливается и, раскладывая на два голоса, воспроизводит присутствующим в точности только что состоявшийся «крупный разговор»:

– Машина где?

– У гаража.

– Заправился?

– Да.

– Успел машину помыть?

– Помыл.

– Масло долил?

– Долил.

И, резко повышая обертона, копируя редактора:

– Ну а… с пьянкой когда кончать будем?!!! – и жестом как бы заложил заушник очков в уголок рта, точно подражая привычке Александра Прокофьевича Крамскова… Как Николай увидел всё это, ни разу не подняв головы? Ответ простой: опыт предыдущих общений.

Копировал он не всех, в большей степени передавая смысл сказанного, а не модуляцию голоса. Примечал зачастую то, что другие пропускали как ненужное. Как-то говорит: «Если поедем через Гороховку, Чумаков возле начальной школы обязательно скажет: «Первый раз в первый класс». Едем. Василий Ильич, завидев свою школу, больше похожую на просторный казачий курень, слово в слово повторяет любимую фразу. Николай подаёт мне знак, кашлянув: «Г-м…» Я отвечаю так же, дескать, ты был прав.

Николай при подходящем случае мог цитировать целые куски из любимого им «Тихого Дона». Причём брал по памяти не общеизвестные, а фразы второго, а то и третьего плана. Они для обычного читателя мало значили, но были по-своему оригинальные, да к тому же воспроизводил он их точно, легко, даже небрежно, переходя на родной верхнедонской казачий говорок. Получалось, что он пересказывал такие фрагменты романа, в которых он будто сам участвовал, ну, по крайней мере, присутствовал там. Например, эпизод, когда Прохор Зыков ищет Григория в Вёшках и находит на квартире у Аксиньиной тётки, где за столом «дегустируют» дымку вместе – Григорий и… муж Аксиньи Степан Астахов! В романе так: «Степан глянул на Прохора, натужно улыбаясь, сказал:

– Чего же ты зевало раскрыл и не здороваешься? Али диковину какую увидал?

– Вроде этого… – переминаясь с ноги на ногу, отвечал ещё не пришедший в себя от удивления Прохор».

Пересказывая эту или подобные сцены, Коля как бы обращался к своим «сингинским» корням. Слушая его, никто не сомневался, что такое вполне могло происходить и в Сингине, и в Максаеве, и в Кружилине… да где угодно на Верхнем Дону!

Чтобы зря не гонять машину, корреспонденты райгазеты старались за одну поездку побывать в нескольких хозяйствах и организациях, что-то разузнать нового в работе земляков, в общественной жизни, в быту, поучаствовать в рейдах по совхозным фермам и т.д. Так, в один из дней мне предстояло «сделать кружок» по правобережным хозяйствам: «Тихий Дон» – «Кружилинский» – «Калининский». Я тогда ещё жил в Белогорке у своих дедов, и мы с Колей договорились, что буду с утра ожидать его дома. Он что-то опаздывал. Наконец, подъезжает к нашим воротам редакционный УАЗ. Вот это да! Машина – как будто прошла испытание бездорожьем: вся в грязи, грязь не только под крыльями колёс, но даже на стёклах и на крыше! Небывалое дело: Коля выходит из-за руля небритый, в мятой рубашке, сконфуженно улыбается. Говорю ему: «Коля, помнишь, как там в «Тихом Доне»: «Приезжаю в полночь, весь в грязе…» Но не успел у меня с языка слететь вопрос: «И где это ты?..», как позади себя слышу голос моей бабы Сани, Александры Алексеевны: «Колька, Колька... Я вот тут лапшу с курицей сварила, будешь?» – «Буду…» – «Заходи сюда. Вон рукомойник, и садись тут». Николай Андреевич через несколько минут вышел из кухни с крупными градинами пота на лбу, с кружкой холодного звара в руке и с повеселевшими глазами.

– Представляешь, – говорит, – вчера поздно вечером людей из Терновского забирать, выезжаем, дождь порет, а там багно – помнишь? Да ещё трактора со степи солому возят, колеи такие «нарезали»... Ну, мы и врюхались! Пробовали и так, и этак, а потом машину развернуло, и легла она на пузо. Всё, гальмуй, не гальмуй… А дождь ещё прибавил, да сильный! Я-то помню, что нам с утра ехать, но пока на рассвете первый Т-150 не вышел с хоздвора, не дёрнул меня тросом, бесполезно было и бензин тратить. С досады, не выходя из машины, и завершили трапезу. Такая вот была… «всенощная».

– Никола, а сейчас-то ты готов ехать? – спрашиваю.

– Поедем.

Подъезжаем к Фроловской МТФ. Иду искать бригадира. Встретились. Побеседовали вкратце в красном уголке. Чувствую, на один небольшой репортаж материала набрал. Иду назад. А где же машина?

Да вот она! Коля, оказывается, не включая мотора, скатился наполовину с бугорка, раскрыл настежь все дверцы машины, лёг поперёк на два сиденья и… уснул на сквознячке. Только ноги торчат!

– Коля, ты как?

– Поедем…

И вот уже позади беседа с директором Кружилинского Дома культуры, в блокноте и будущая зарисовка о специалистах КИП и автоматики Калининского ЛПУМГ, информашка о подготовке техники к зиме в совхозе «Калининский» и кое-что ещё…

Наутро Колю не узнать: выбрит, вычищен, наглажен и надушен! Кто бы сомневался.

В те годы была мода на субботники. Конечно, коллектив газеты небольшой, но вместе с типографией за двадцать человек народу наберётся. Обычно пропалывали кукурузу или совхозные бахчи, зимой ломали для скота сосновую лапку… Как-то на переломе к осени, но ещё по теплу, высадились десантом в совхозе «Дударевский» собирать урожай тыквы. А она в тот год уродилась – накатная! Это хорошо, но другое плохо: кировец тащит посередине поля под загрузку огромную тележку, а борта у неё высоченные, попробуй через них такую тыкву перекинь! Коля машет трактористу: «Стой! Приоткрой хоть зад…ний борт! Не видишь, тыкла какая?» Пошло дело чуть полегче. Но к концу работы – руки не поднять. Кто-то надоумил: чтобы снять усталость, надо искупаться в речке. Её омут видно за прибрежными камышами. Глядь – а Коля наш уже по грудь в воде стоит. Подхожу к берегу и кричу ему внезапно пришедшую в голову строчку из популярной тогда песни: «Не остуди своё сердце, сынок!». Все рассмеялись, но Пётр Фёдорович Ганжин, зав. отделом писем, смеялся так, что не мог остановиться! И позже почему-то каждый раз, как увидимся, он с теплотой и весёлой улыбкой вспоминал этот эпизод.

Не изменил Николай Федотов своим привычкам (он говорил «завычки») и когда перешёл на работу в Вёшенский райком партии водителем машины второго секретаря. Тут УАЗ был посвежее, зато и командировки дальше. Водил машину Коля хорошо – плавно, без рывков, без ненужного моторного завывания и дорожного риска. Да и к УАЗам привык. Как-то после работы встретились:

– Коля, почему пешком? Где машина?

Он кивнул головой на гараж:

– А вон, на баз её впихнул, сенца степового в ясли кинул: нехай стоит, пережёвывает…

Коля «действительную» служил в погранвойсках, в Азербайджане, на иранской границе. Возил по горным дорогам на восьмиместном ГАЗ-69 наряды на пограничные заставы, потом – начальника погранотряда. За автотранспорт у них в отряде отвечал один старый капитан. У него Николай позаимствовал команду: «Проверить масла и жидкостя во всех ёмкостях и картерах!» Команду эту Коля мог в шутку подать любому из знакомых водителей, но чаще он обращал её… самому себе.

Как настоящий пограничник, Николай по возможности отмечал День погранвойск со своими сослуживцами. Как-то раз в их компанию затесался кто-то из «шурупов», служивших, соответственно, в СА. «После третьей выпитой» этот бывший армеец затеял спор с одним из погранцов:

– Вот стоишь ты на границе с автоматом, а тут я иду. Неужели не пропустишь?

– Не пропущу.

– А если я тебе тысячу дам?! Пропустишь?

– Не пропущу!

– А я… а я тогда – 10 тысяч!

– Не про-пу-щу!

Спор разгорелся нешуточный! Время идёт. И тут спокойный голос Коли Федотова: «Слышь, да пропусти ты его и давай выпьем, у меня рука отвалилась полную стопку на весу держать…»

Он иногда любил подкинуть какую-нибудь фразу, суть которой требовала пояснений, например, «Знаешь, не обращай значения» или «По товарищам!», или, скажем «Нурё «улыбнулся». Объяснялось это так: 1. Всё это настолько ничтожно, что даже если слова абы как переставить – ничего не изменится. 2. Команда артиллерийской батарее, прозвучавшая из уст белого офицера перед отмашкой: «Огонь!». Коля её «выудил» из киносериала «Хождение по мукам». 3. Кто-то засмеялся непомерно громко и раскатисто, как Нурё («Нурё» – кличка Виктора Мордвинкина, громкоголосого и юморного водителя зам. председателя райисполкома). И таких «заморочек» у Николая было много. Он, например, мог сказать «пхнул речь» или «пхнул идею» (вместо толкнул речь, идею); мог под случай сказать «чижало», «лёгочкя», «расхорошонюшко», «гасу залил», «десять дён осталось», «обыдёнкой»... Одно время произносил названия предметов так: «фотографический аппарат», «автоматическая ручка» и т.д. На новой работе быстро уловил, что райкомовская уборщица говорит «нинолиум» (вместо линолеум), «энсулеймонка» (эмульсионка), «не вахти» (не ахти), и тут же свои находки «принял на вооружение». С тем же Виктором Мордвинкиным они, бывало, приветствовали друг друга такой фразой: «Здорово, тёта! Чёй-то ты так похудела? Или переволновалась?» Другой вариант: «Вот он идёт: сам шерстяной, а уши плюшевые». О чём-то самом простом – фразой из ещё одного кинофильма: «И что любопытно, река, на которой стоит город, тоже называется Кабул». Как-то проезжая мимо молодки на сносях, Коля небрежно буркнул: «Он же хотел пошутить, а она надулась»...

Впервые от него же услышали мы о таком случае. Старушка, попав в незнакомую компанию, хвалилась: «У мине так удачно получилось – три сына, и все на «М»: Митрий, Миколай и Микита». А бывало, скажет: «Кто в этом году картошку сажал, тот ещё нарыл мало-мальски, а кто не сажал… у того прямо нет-ничего!» Одно время любил говорить: «Я плохо одет, но хорошо воспитан». За столом отшучивался: «Где бы я ни работал, меня за еду никогда не ругали». Насчёт хорошо засоленного сала: «Нет ничего на свете слаще салушки». Одним словом, как теперь говорят его друзья, за ним надо было ходить и записывать.

Остался в памяти соседей по 18-квартирному дому по улице С.А.Никулина и его на полном серьёзе вопрос, адресованный жене(!) во время ремонта дворовой скамейки: «Люба, а где у нас молоток?» Вышедшие на «субботник» женщины-соседки смеялись понимающе.

До того, как его свалила тяжелейшая из болезней, Коля был, как говорится, «при силе». Однажды подвёз к гаражу тяжёлый блок УАЗовского движка. Раз попросил Димку Андреянова подойти помочь, два… Потом видит, что тот не идёт, махнул рукой, сам взял на грудь тяжеленную часть мотора и отнёс в дальний угол гаража… Сказал:

– Да ну его, пока дождёшься!

Однажды летом, в жару, работники райкома партии увидели со своего второго этажа чёрный дым в направлении Красносёловка – Дубровский. Сразу стало ясно, что горят посадки сосны. Быстро вкинули в Колин УАЗик лопаты, что-то там ещё и выехали впятером (сколько тогда на работе оказалось мужчин). Был ветер, и он низовой пожар раздувал до верхового, перекидывая пламя от одного дерева к другому. Сосны, как свечи, вспыхивали, бросая пламя кверху. Жар от такого мощного огня чувствовался на расстоянии нескольких десятков шагов. Чтобы подъехать ближе, надо было преодолеть глубокую пахоту шириной метров 5-6, которая выглядела песчаным барханом. Коля поехал в натяг, но машина стала. Завёл, дал газу – начал буксовать, рискуя зарыться.

– Передок не подключён! – крикнул Николай и со специальным ключом бросился к передним колёсам. Мы высыпали из машины, расхватали лопаты. Капот и дверцы УАЗа нагрелись сразу так, что рука чувствует: горячо. Дереглазов Владимир Никифорович, зав. общим отделом, крикнул:

– Николай, отъезжай скорей отсюда подальше!

Мы выстроились в цепочку и стали орудовать лопатами, песком сдерживая нижнюю кромку огня, засыпая дымящуюся и вспыхивающую на земле хвою. Коля подбежал со своей лопатой и стал в общую линию. То же самое делали и другие, приехавшие на помощь. Несколько пожарных машин уже работали в отдалении, на ближних к асфальтированной дороге участках пожара. Задача была – не дать огню перекинуться через асфальт. Там ведь тоже сосна. Остановить огонь мы не могли, особенно когда он становился верховым, но темп его продвижения всё же сдерживали. Наконец, подъехал трактор с плугом и за одну проходку сделал на нашем участке, в разрыве между лесными кварталами, глубокие борозды, выворачивая влажноватый слой песка на полосе в 3-4 шага шириной. Уже лучше! Теперь на этой полосе можно было удерживать огонь. То, что горело в занятых верховым пожаром площадях леса, было уже не спасти. Зато угроза распространения огня дальше вроде миновала. Коля сказал:

– Вовремя я выскочил из пахоты, а то был бы «цыплёнок жареный…»

– А вот если бы бензобаки рванули, то и жареный бы летал долго, – добавил Никифорович.

В 1986 году подошла моя очередь на машину. Отпросил Николая у «начальства», и на другой уже день гнали новую Ладу 21013 из Ростова в Вёшки. В Кундрючке решили пообедать. Коля зашёл в кафе, а меня остановил знакомый кадровик из Вёшенского районного сельхозуправления, обрусевший татарин. Говорит: «Еду на РДКовском старом автобусе, замучился: ломается на каждом шагу… Заберите меня до Вёшек». Я ответил: «Хорошо. Мы сейчас перекусим по-быстрому, поджидай у машины». Сажусь за стол, где Коля ест, сообщаю ему про кадровика. Коля, не отрываясь от первого, моментально вставляет фразу: «Если кто и влез ко мне, так и тот татарин…»

Коля любил петь песни, вспоминая молодость, играл на гармошке, реже – на гитаре, пел частушки, иногда доходило и до тех, которые он называл «скоромные». Но не меньше любил петь казачьи или другие старинные песни, вроде «Наверх вы, товарищи, все по местам!» и т.д.

Всего, как говорится, не вспомнишь и разом не расскажешь…

Пора дать слово другим. Вот какие моменты общения с Николаем Федотовым запомнились друзьям, знакомым, коллегам по работе и, конечно, родственникам.

Людмила Петровна Разогреева, в то время зав. отделом партийной жизни газеты «Советский Дон», зам. редактора: «У старой редакционной машины, повыше лобового стекла, крепился корпус какого-то механизма, вроде бы «дворников», об который при посадке можно стукнуться головой. Говорю ему:

– Коля, а нельзя вот эту штуку открутить, а то я об неё постоянно стукаюсь головой?

– Там она и голова такая… – примирительно, с налётом сожаления отозвался он.

А ещё рассказывали, что, перейдя в РК КПСС, он на вопрос: «Кем теперь работаешь?» отвечал: «Четвёртым секретарём».

Станислав Вениаминович Михеев, сосед по дому, работали вместе в период уборки на комбайнах: «Коля Федотов? Да Боже мой! Спокойнён, всегда с улыбочкой, шутил на каждом шагу, анекдотов знал – сотни, на гармошке играл и пел… Теперь всё разве вспомнишь? Кабы знатьё, за ним записывать надо было!

… Присели с ним как-то в беседке, во дворе, после работы. Разговариваем. Мимо проходит Колин сынишка, несёт в руках палку колбасы. Николай ему: «Сашка, ты чего несёшь?» – «Колбасу» – «А мать где?» – «В магазине в очереди стоит» – «Ну-ка, дай колбаску, я попробую…» – «И мне, я тоже попробую!» – просит сын.

«Пробовали» они её недолго, тут же «уговорили». Подходит Люба, Николай к ней с вопросом: «Чё, Люба, ноньча вечерять будем?» – «А я с Сашей палочку колбаски передавала, где она?» – «Да… мы её… уже, того…» – «Тогда что? Дать вам воды запить, и хватит?» – «Люба, хотя бы чаю…»

Галина Дмитриевна Жбанникова, бывший корреспондент-организатор районного радио: «Николай – весёлый и душевный человек… Это известно, повторять не буду. Но вот что меня всегда поражало, это его способность запоминать местность и ориентироваться на ней. Называешь, куда надо попасть, и повторять не надо. Даже когда едем на субботник, ему говорят номер отделения хозяйства, поле такое-то, клетка такая-то… Точно к этой клетке привезёт!»

Николай Алексеевич Попов, сосед по дому, бывший инструктор отдела пропаганды Вёшенского РК КПСС: «Тут уже упоминались субботники, можно вспомнить и такой случай. Как-то поработали в субботу на очистке лесопосадок на территории «Поднятой целины», а после работы совхозная повариха привезла в поле обед. Коля быстро управился с борщом, ему предложили повторить. Он согласился. Потом не отказался оприходовать ещё тарелочку. На второе – тарелка мяса «горкой», потом две кружки компота. Соседи по столу с любопытством наблюдали за происходящим. Коля наконец встал из-за стола, грустно выдохнул: «Что ел, что не ел…»

… У соседа по правую руку очки так и упали с носа в тарелку».

Михаил Андреевич Федотов, тракторист, ныне пенсионер, брат Николая Федотова: «Нас было трое у родителей, Николай – старший. Помню, как перед армией он один выкопал погреб на отцовой усадьбе. Вечерами любил играть на гармошке, молодёжь собиралась у пруда, где колодезь, журавель… Тут и песни, и частушки, и анекдоты, и шутки… В этом Коля был ого-го, многие подтвердят. Мест на двух скамейках у пруда обычно не хватало, но место для гармониста – всегда пожалуйста! Хорошие были времена.

Фотографий Николая у меня не очень много. Вот на этой (на стр. 5 – прим. ред.) мы сняты, когда я пришёл из армии, служил в Монголии. Снимок сделан у здания редакции. Коля во всём рабочем – только что у гаража мыл машину и возился с мотором, да так и не переоделся. Рядом, по другую от меня сторону, его жена Люба. У них в семье, конечно, было больше снимков, но Любы тоже уже нет в живых, а сын их, Александр, уехал на жительство в Москву.

Хочу сказать спасибо всем, кто добрым словом вспомнил моего брата. Ему в этом году исполнилось бы 69 лет».

Алексей Кочетов.