МИШКИНО ДЕТСТВО. Часть 1

Записано со слов дедушки
Михаила Васильевича Щербакова
внуком Никитой Денисовичем Щербаковым.

С невероятными трудностями в марте 1944 года мама перевезла меня из Шахт от дедушки Ермолая и бабушки Ули в Вёшенскую к дедушке Мише и бабушке Нюре, поближе к совхозу Красная Заря, куда её направили агрономом. Ещё до её отправки в совхоз, меня часто мучали ангина и суставной ревматизм – последствие сильной простуды, полученной два года назад в земляном укрытии при бомбёжках Шахт и станции Горная. С наступлением сумерек у меня начинались адские боли в голеностопных суставах. Не помогали ни компрессы, ни растирки, всю ночь возле меня по очереди сидели мама (студентка Персиановского агрофака) и крёстная мама Таня (младшая сестра отца). Самое удивительное, что с восходом солнца боли уходили, и я засыпал. Сказывалось и плохое питание – пайковый хлеб практически без мяса и жиров. Ситуацию немного спасала довоенная кукуруза на чердаке, которую, в исключительных случаях, использовали для каш и оладий.

В ноябре 1943 года в армию призвали отца, а в декабре с третьего курса мобилизовали маму для отправки на работу агрономом в только что освобождённые хозяйства Боковского района. Я остался в Шахтах на попечении крёстной и постоянно болеющей бабушки Ули.

В райцентре – станице Боковской – мобилизованного агронома ждали и сразу отправили на ожидавших её второй день санях в совхоз Красная Заря. Переночевав у привёзшей её возницы, утром она разыскала исполняющего обязанности директора совхоза.

Им оказался начальник политотдела Дурс Роман Лаврентьевич, инвалид, переживший оккупацию и с трудом передвигающийся с костылём. Увидев молодого агронома, он ободрился и рассказал о ближайшей главной задаче совхоза – подготовке к весеннему севу, несмотря на нехватку техники, механизаторов и просто самого необходимого для выживания. Ещё он сообщил, что серьёзно болен, и вынужден на неделю съездить на Украину за семьёй, которую не видел три года, и поэтому готовить посевную ей придётся пока одной. Услышав это, мама взмолилась и честно призналась, что окончила только два с половиной курса и с трудом отличает пшеницу от ячменя. На это Роман Лаврентьевич сказал, что в совхозе имеется только пшеница и её не с чем путать, а отсортировать зерно на веялках ей помогут опытные работницы тока. Через день он уехал и больше не вернулся, с ним что-то случилось.

Недавно назначенный директором Яков Фёдорович Брек по каким-то причинам к работе ещё не приступил. Поэтому подготовка семян и сев яровой пшеницы легли на плечи нового агронома под жесточайшим контролем и помощью политотдела, поставившего задачу засеять не менее 5500 га яровыми.

Мощное сельхозпредприятие, обошедшие в 1939 году по итогам соцсоревнования знаменитый совхоз «Гигант», лежало в руинах. В разрушенных мастерских сохранилось с десяток неисправных тракторов и комбайнов, выведенных из строя перед оккупацией. Не было механизаторов, всё мужское население было на фронтах. В посёлках остались женщины с детьми, старики и инвалиды. Уже на следующий день после освобождения совхоза эти женщины и подростки без принуждения вышли на работы и, не ожидая распоряжений, отдавали в совхоз коров и зерно, брошенное при поспешной эвакуации. Учитывая нехватку тракторов, на этих коровах была посеяна большая часть яровой пшеницы, семена которой отсортировали из сохранённого и возвращённого населением зерна. Тем не менее политотделы ужесточили изъятие сохранённого работниками зерна и многие семьи с детьми голодали, несмотря на попытки руководства организовать общественное питание.

Тяжёлый рабочий день продолжался от темна до темна. Все силы были брошены на подработку и сортировку семян к севу. Но кроме этого, работников совхоза в любое время суток направляли на ремонт мостов и дорог для военных перевозок в границах района.

Несмотря ни на что жизнь налаживалась. В районе заработала МТС, которая отремонтировала трактора, в совхоз передали несколько трофейных грузовиков, по балкам и лесополосам отловили большое количество румынских лошадей, спасшихся из обозов, раздавленных советскими танками. Эти лошади и машины существенно упростили перевозку людей на поля. Одну из этих лошадей закрепили за мамой, но повозки в совхозе не сохранилось и ей пришлось научиться ездить верхом.

Как-то незаметно зазеленели поля, а уже в мае пшеница выбросила колос. Сев продолжался собранными отовсюду семенами подсолнечника, кукурузы, проса.

Однажды вечером мама с рабочими возвращались домой. Едва машина спустилась в балку, её остановил военный патруль Боковской комендатуры. Всех обыскали до нитки, ничего не нашли, но в кузове в старом ведре суровый старшина обнаружил узелок с полкило обмолоченного молодого зерна. Чьё зерно никто не признался, тогда капитан переписал фамилии всех двадцати работниц и отпустил, а маму, как старшую и ответственную за подчинённых, увезли в комендатуру. На радостях женщины разошлись по домам, но вскоре с детьми на руках собрались и пешком пошли в Боковскую выручать Алю, ей грозил срок до восьми лет. Неизвестно, чем руководствовался военный комендант, увидев ночью толпу женщин с плачущими детьми на руках, но утром мать отвезли в совхоз, пригрозив дальнейшим расследованием.

Происшествие не прошло бесследно. Через несколько дней у мамы на нервной почве на ногах открылась экзема с непереносимым зудом. Местный фельдшер допустил, что болезнь могла быть осложнением конского лишая, поскольку им заражены почти все румынские лошади. В любом случае это требовало срочного лечения. Воспользовавшись таким заключением, она отпросилась на несколько дней в вёшенскую больницу, и в тот же день выехала в станицу верхом. Дорога была не близкой и опасной, в степных оврагах заросших тернами расплодились волки, пошаливали неотловленные дезертиры.

В Вёшенской маму осмотрел старый знакомый дедушки Миши, известный врач Грибанов, который быстро приготовил какой-то порошок для изготовления мази на сливочном масле. Масла в станице не оказалось, и Михаил Тимофеевич бросился к Шолоховым. Его встретила Мария Петровна, много лет заказывающая у него шитьё и хорошо знавшая семью Фроловых. Узнав в чём дело, она тут же поднялась к мужу и вскоре вынесла записку к председателю райпо с просьбой продать, в порядке исключения, 200 грамм сливочного масла. Вскоре мазь была готова, и уже первая обработка ран сняла зуд и жжение. А к этому времени дедушка Миша с ветеринаром уже обработали дёгтем против лишая и её лошадь. Мама несколько успокоилась и, забинтовав ноги, стала собираться в обратную дорогу. Ведь тогда, в условиях военного времени, даже не за прогул, а просто за опоздание на 15 минут грозило тюремное заключение.

Тем не менее в прошедшем марте, при первой возможности, она, рискуя, вернулась за мной в Шахты.