«МЫ ТОЛЬКО ПОБЕДИТЬ СУМЕЛИ…» ЧАСТЬ 1

Вышел очередной номер литературно-художественного альманаха «Верхний Дон». Издаётся он в станице Вёшенской, по-местному – в Вёшках. Вот написал и подумал: имя вроде неприметное, скромное, а объяснять никому ничего не нужно. Потому как связано оно неразрывно с другим именем – тем, знакомым едва ли не всему миру, что выбито на согретом донской землёй могильном камне…

Кажется, что имена эти перекликаются.
Вёшки…
Шолохов…

Перекликаются не только внешне, звуком-шёпотом, но и – судьбой, памятью, глубинными смыслами. Как «Родина» и «Дон». Повторяешь их – и сердцем чувствуешь – «самую жгучую, самую смертную связь».

Рецензируемый выпуск альманаха посвящён 75-летию Победы нашего народа в Великой Отечественной войне. Этой темы так или иначе касаются почти все собранные в нём материалы. Но открывается альманах словом памяти и скорби, сказанным неутомимым собирателем литературных сил Верхнего Дона Григорием Рычневым, о поэте, земляке, товарище Александре Голубеве.

Александр Александрович – казак, родился в военном 1943 году в хуторе Краснояровском Вёшенского (Шолоховского) района. Мы, воронежцы, считаем его своим: окончив Воронежский пединститут, Александр Голубев, что называется, врос в наши чернозёмы. Работал в районных газетах, был на комсомольской и партийной работе, возглавлял журнал «Подъём». Стал известным поэтом, отмечен значимыми литературными премиями, в том числе Шолоховской.

Но истоки творчества – любого, родничком ли малым, рекой ли полноводной текущего – в краях отчих, в детстве. Григорий Рычнев рассказывает, как всю жизнь тянулся его товарищ к родным местам, как много они для него значили: «Александр Александрович спрашивал часто, стоят ли Романовы тополя при устье речки Зимовной… Вспоминал, как в половодье ходили пешком домой из Вёшек, а старшие ребята переносили младших на своих спинах через бурные потоки, и «ох, как визжали девчонки!» Умер А.А.Голубев летом 2020 года, в конце июля. Ему – царство небесное, нам – светлая память о нём.

Московский поэт Дмитрий Алентьев, подборкой которого открывается большой поэтический раздел, тоже родом с Дона. Он из послевоенного поколения, память о минувшем говорит с ним голосом матери:

«Помнишь, сынок?..» И я слушаю снова
Тихий рассказ о суровой войне.
Кланяюсь хутору, кланяюсь вдовам…
Страшные сполохи чудятся мне…

Представляя своего земляка-россошанца, фронтовика Михаила Тимошечкина (1925-2013 гг.), известный воронежский прозаик Пётр Чалый называет его классиком современной русской поэзии. Не преувеличение ли? Думаю, что нет. Многие стихи Михаила Фёдоровича давно уже стали хрестоматийными, включены в представительные, замеченные критикой столичные антологии. Уверен, что поэтическому слову Тимошечкина суждена долгая жизнь. И я просто не могу не процитировать, хотя бы в сокращении, одно из заглавных стихотворений подборки – как пример не только ни в чём не погрешившего против жизненной правды свидетельства очевидца, и твёрдого, веского ответа всем тем, кто нынче из кожи вон лезет, чтобы облить грязью, принизить нашу Победу.

До глубины потрясена,
Земля качается от боли.
Там, где заставила война,
Залёг солдат в открытом поле.
Торчат обмотки, башмаки
Из-под распластанной шинели.
И пушки бьют из-за реки
По серой видимой мишени.
………………………………
Жестка комкастая кровать.
Рубцы и вмятины на теле.
…Мы не умели воевать.
Мы только победить сумели.

Ещё одного россошанца, привеченного гостеприимным шолоховским краем, пространно представлять не надо: Алексей Прасолов (1930-1972 гг.) в современной русской поэзии давно уже стоит в первом ряду. Помимо известной лишь узкому кругу читателей «маленькой трагедии» «Безымянные», в альманахе опубликованы и хорошо знакомые всем нам стихотворения Алексея Тимофеевича. Но это не повод, кинув взгляд «наискось», пролистнуть их; даже если и захочешь – не получится:

Свозили немцев поутру.
Лежачий строй – как на смотру,
И чтобы каждый видеть мог,
Как много пройдено земель,
Сверкают гвозди их сапог,
Упёртых в белую метель.

Лауреат Государственной премии «Сталинград» Волгоградской области Николай Иванович Милованов ушёл из жизни во время подготовки альманаха к печати, но «седая память» простых и благодарных строк его не ушла с того рубежа, где «окопы зарубцованы травою». А значит, он остался с нами…

Обширен и весом в альманахе раздел публицистики. Поэт Валерий Латынин, москвич с казачьими корнями, рассказывает о земляке Георгии Яценко из хутора Топилина, призванном в армию семнадцатилетним парнишкой летом 1942 года. Яценко, принявший боевое крещение под Моздоком и не раз глядевший в глаза смерти, сражался храбро, стал офицером, прошёл фронтовыми дорогами, через Николаев и Одессу, до Молдавии, участвовал в Ясско-Кишинёвской операции, когда в плен попало 208 тысяч немецких и румынских военнослужащих.

Прозаик Пётр Чалый сразу в нескольких материалах (беседа с ректором Воронежского государственного педагогического университета, доктором исторических наук С.И.Филоненко, очерк-предостережение «Итальянская печаль», интервью с генералом Пьетро Бруски) раскрывает очень непростую «итальянскую тему», которая берёт начало в далёких сороковых и всё никак не может получить своего завершения в наши дни. Историк Филоненко напоминает нам, что восьмая итальянская армия численностью 229 тысяч «штыков» с августа 1942 года занимала позиции по реке Дон протяжённостью 270 километров – от воронежского села Белогорье до устья реки Хопёр. Причём итальянские оккупанты вели себя не лучше немецких. Например, захватив в плен 12 раненых красноармейцев в селе Белый Колодец, держали их без обуви на сильном морозе, избивали, а затем расстреляли их в упор из пулемёта и винтовок. Тех, кто подавал признаки жизни, добивали прикладами.

Да, за свои злодеяния эти «потомки Великого Рима» получили сполна: только в ходе Острогожско-Россошанской операции в январе 1943 года был разгромлен элитный альпийский корпус, число пленных достигло 86 тысяч. Но на этом история не закончилась. Пётр Чалый свидетельствует как очевидец: зачастившие на верхний Дон со времён пресловутой «перестройки» «караваны пилигримов» из Италии, по сути, повели новую, теперь уже тихую оккупацию. Оставшиеся в живых участники восточного похода и родственники тех, чей прах покоится в воронежских степях, сначала – «в знак покаяния и примирения» – подарили Россоши детский сад. А потом – в парадной альпийской форме, со знамёнами воевавших на Дону частей – стали под барабанный бой военного оркестра браво маршировать по городским улицам, восславлять своих «павших героев», в основание возведённого рядом с подарочным детсадом памятного знака тайно заложили пакет с останками погибшего на Дону альпийского стрелка. И всё это – при прямой поддержке местных «доброжелателей». «Умом нас, люди, не понять!» – горько восклицает писатель, и мне, к сожалению, нечего ему возразить.